Часть седьмая. Когда пройдет боль.
Она вошла в обитель какао на натуральном молоке, словно каравелла, заблудившаяся и угодившая в поля. Величественная в своей огромной юбке и забавная с рыжими косичками, она открыла дверь с ноги и... грохнулась на пол, споткнувшись о лопату, оставленную здесь Кельтом.
Грохот заглушил дикий рев воспевателей какао, а один гоблин чуть не затолкнул бокальчик с какао себе в нос, отчего поперхнулся и обрызгал трех сидевших вокруг эльфов.
- Агайа! - поднял отяжелевшую голову Брунт.
- Я здесь, любовь моя! - отозвалась Агайа театральной репликой.
- А? Что? Любовь?
Брунт тупо посмотрел на разбуженную его сном голограмму девушки, все еще сидевшей на полу в вихрях своей юбки...
- Что ты знаешь о любви... видение какавное...
- Что?! - Агайа резко поднялась с пола и воткнула руки в боки. - Это я-то ничего не знаю о любви?! А сам-то! Сам-то что ты о ней знаешь?!
Брунт сделал над собой усилие и сфокусировал взгляд.
- Ну что ж, иди сюда, сейчас ты узнаешь, что я знаю о любви!
Агайа, выйдя из положения "руки в боки", с готовностью подошла к столу, но - на всякий случай - села с другой стороны, словно массивные доски стола могли удержать кого-то при крайней надобности...
Брунт схватил со стола кубок с водой, опрокинул его себе на голову и еще немного пришел в себя.
- Любовь... Когда о нас, космонавтах, говорят как о сухарях, это ложь! В любви я Энштейн! Да можно ли любить кого-нибудь или что-нибудь больше, чем свою родную планету! Сдавать пластиковые бутылки и стекло в раздельный сбор - это все фигня! Выращивать на балконе нерестовых рыбок и выпускать в океан - это все капля в море! Сажать каждую новую луну по дереву - все это полумеры! Свою планету надо любить так, чтобы она чувствовала твою любовь! Чувствовала и стонала от этой любви!
- Э?! Что? Планета? - ошалело придвинулась всем корпусом Агайа. - Что вы здесь пьете, сон вас всех раздери!
- Планета, да! Планета нуждается в том, чтобы мы все оставили ее в покое! Убраться с нее в космос, сделать из нее заповедник, наполнить зверями, птицами и морскими гадами! Дать ей вздохнуть полной грудью, сгинуть с ее прекрасного тела, и смотреть на ее красоту с высоты космического корабля! Вот как надо любить свою планету!
- Брунт... Ну ты это... - потрепал его по плечу Кронти. - Ты только не спи сегодня, а? А то еще приснится такое... Разгреби потом такой кошмар попробуй. И Агайа твоя испугалась, ты чего это? Слышь, ты, отодвинь от него какао, да-да, на тот край стола. А вы двое, сидите тут рядом и не давайте ему спать... Вот же блин... взрослые...
Агайа встала и тяжелой поступью пошла в дверь. Ей больше нечего было здесь делать, и в запасе у нее осталось чуть больше двух суток. А потом она подернется дымкой и отправиться к розовым единорожкам... А этот псих пусть сидит тут и мечтает о своей любимой... Хнык. Ну и пусть!
Веселье в таверне как-то вдруг пошло на убыль, и ребя подразбились на пары и стали говорить о любви... Муська призналась Кронти в любви к кошкам, а Кронти сказал, что любить надо не выдумки всякие, а реальных существ, тех же гоблинов. Возлюби, говорит, гоблина, как самого себя, и беги от него подальше, пока он тебя не сожрал...
Оказалось, что Кельт любит смотреть, как из пустоты рождается приснившийся крошке зеленый слоник, а вот когда у этого у него крылья как у пчелы, вместо ушей цветы - это он любит не очень.
Эльф, обрызганный гоблином, признался, что ужасно любит, когда его хвалят, потому что тогда его уши становятся красными, а его эльфийка находит красные уши бесподобными.
Одна фея с прозрачными лиловыми крыльями, как оказалось, любит летать, когда зацветают розы, а ее визави призналась в ответ, что предпочитает сидеть на бутоне, когда он расцветает, а летать в такой момент находит неприличным.
Брунт встал и вышел на поляну. Он дошел до ее края и обхватил самое толстое дерево ручищами. Сытость и умиротворение опустились на него, он закрыл глаза... И у края поляны снова появилось стадо единорогов с голубыми глазами..
- Обошлось, - облегченно вздохнул Кронти, выглядывая из окошка.